— Вот, подарочки для потехи твоей баловнице, — с улыбкой произнес Доброжир и открыл сундучок. Внутри, на красной ткани, лежали две ярко раскрашенные гремушки из сушеного рыбьего пузыря, свисток в виде петушка и тряпичная кукла в нарядном сарафане. У куклы не было нарисовано лицо, зато все остальное, начиная от головы в платке до тонких ножек в сапожках, было выполнено очень детально.

— Это дочка моя балуется, — пробасил Доброжир, — никак в куклы не наиграется, скорей бы своих деток, чтобы руки и ум занять.

Намек был очень конкретный, боярская дочка покраснела, а Светозар взял сундучок, поблагодарил боярина и дочку, и передал подарок слуге за спиной. Машу представили тоже.

— А это гостьюшка моя, покойницы Анны Витольдовны подружка, племянница Катерины Владимировны, ладожского посадника жены.

Семейство Доброжира разом посмотрели на Машу, а та удивилась, насколько складно врет Светозар, и даже глазом не моргнул. Зато ее присутствие в доме теперь вполне оправдано.

Пир был долгим. Уже и дети устали, сначала унесли раскричавшуюся Забаву, потом, с разрешения боярина, увели и Богдана. Близнецы терпеливо сидели, но и по их лицам было понятно, что они бы тоже уже сбежали. Все это время разговор сводился к одному — какая прекрасная дочка Доброжира. Сначала ее нахваливал сам отец, потом принялась описывать достоинства мачеха. Светозар терпеливо слушал и даже улыбался, но глаза его были пусты, и Маша это видела. Девчонка тоже не проявляла особого рвения, и, судя по всему, ей, пятнадцатилетней, перспектива выйти замуж за мужчину втрое старше ее, вовсе не радовала. Зато Ратибор не спускал глаз, и вот его-то глаз горел так, что было странно, как этого не видели остальные. Когда, наконец, перемены блюд закончились, и гости собрались уходить, Светозар подозвал слугу, тот поднес сверток. Светозар развязал дорогую ткань, в нем лежал яркий расшитый платок, а в платке красивый серебряный браслет, инкрустированный самоцветами. Маша сразу вспомнила про ожерелье, которое подарил ей Светозар. Подарок лежал на самом дне сундука вместе с кольцами.

— Прими, красавица, — тихо произнес Светозар, протягивая сверток девушке, — да и спасибо тебе за честь.

Девчонка, меня цвета как индикатор из мультика про Алису Селезневу, протянула руки и взяла дар, слегка поклонившись. На этом и разошлись. Маша кое-как добралась до своей опочивальни, отослала недоумевающую Пламену, разделась сама, бросила наряды на лавку и упала на кровать. Судя по напористости Доброжира, дочку бы он отдал хоть сейчас. Значит скоро у Забавы и мальчишек будет новая мать, которая сама недавно была ребенком. Да она всего на год старше Владимира и Славомира! Этот Жоброжир настоящий извращенец, если подпихивает ребенка под взрослого мужчину. Впрочем, здесь это нормально. От выпитого шумело в голове. Маша почему-то совсем не ревновала Светозара, ее сейчас больше возмущало то, что он занимался чем угодно, но не собственной дочерью, которая осталась сиротой при живом отце. Ух, она бы высказала ему, если бы могла!

Стоп! Маша села на постели. А почему бы и нет?! Возможно, это будет последний ее разговор со Светозаром, но он должен узнать ее мнение. Маша вскочила, вытащила из сундука шикарный парчовый халат, привезенный из Персии, накинула его на себя и выбежала из спальни. Пробираясь темными коридорами, Маша, с одной стороны, сетовала на темень, в которой она то и дело налетала на предметы мебели, а с другой радовалась, что редкие слуги, все еще не спящие, не замечали или не узнавали ее. На мужской половине она не ориентировалась, поэтому просто заглядывала во все двери подряд. В третий раз ей повезло, и она, распахнув широкую дверь, ввалилась в Светозарову спальню.

Светозар не спал. Он сидел за столом, при светце разглядывая подаренные Забаве игрушки. Раздетый до пояса и босой, он резко дернулся от неожиданности, когда Маша ойкнула, наступив на длинный подол халата. Оба замерли, глядя друг на друга, наконец Маша, с достоинством приподняв полы, шагнула вперед, захлопнув дверь.

— Боярин, — начала она официально, — я пришла тебе сказать…

Светозар молчал. Маша набрала в грудь побольше воздуха, смелость у нее удивительно быстро улетучилась, и сейчас ей было очень неуютно под его взглядом. Кроме этого, до нее только что дошло, что она босиком, стопы мерзли на холодном полу и Маша переступала, потирая одну ногу об другую.

— Ты зачем здесь? — спросил Светозар.

Он положил игрушки в сундучок и захлопнул его.

— Это несправедливо! — захлебываясь в эмоциях продолжила Маша, — она ни в чем не виновата! Она маленькая, одна, ей нужен сильный и добрый отец, а ты… ты…

Сказанное вдруг встало в горле, Маша почувствовала жалость к малютке Забаве и ей захотелось плакать.

— Скоро женишься, — продолжила она с дрожью в голосе, — жена тебе новых нарожает, а Забава так и будет расти на няньках!

Светозар подошел к Маше, взял ее за подбородок.

— Тебе нельзя сюда заходить, — спокойно произнес он.

— А тебе нельзя быть таким злым! — выкрикнула Маша, — ты же можешь быть добрым! И любящим! Я знаю! Знаю!

И тут она, удивившись сама, разревелась. Хмельные слезы лились ручьем, она размазывала их по щекам как ребенок. Светозар вздохнул и прижал ее к себе. От этого простого жеста Машино сердце зашлось горячей волной, она обхватила Светозара за талию и зарыдала ему в грудь. Удивительно, но от этих слез становилось легче. Светозар не успокаивал ее, просто ждал, пока закончится истерика. Наконец Маша отстранилась, всхлипывая, вытерла колючим жестким расшитым рукавом нос и глаза.

— Прости, боярин, — произнесла она, пытаясь сохранить остатки достоинства, — пойду я.

Светозар провел тяжелой рукой по Машиным волосам, вытер остатки слез большим пальцем, и, взяв ее лицо в ладони, поцеловал. Маше показалось, что ее поразила молния. Этого она ожидала меньше всего. Поцелуй был требовательный, Светозар сначала прошелся по рту мелкими прикосновениями, а потом впился в ее губы, словно хотел вытянуть из Маши жизнь. Она бы упала ему в ноги, но он держал ее крепко, не позволяя шелохнуться. Потом, не отрываясь от губ, приподнял за талию, и перенес в кровать. Халат полетел в одну сторону, тонкая рубашка треснула, не выдержав напора мужских рук. Жадная ладонь легла на грудь, потом туда же переместились и губы. Маша уже ничего не соображала, да и не хотела этого делать. Все, что происходило, было как во сне. Но сон этот был желанным, и она не хотела просыпаться.

46

Дом жил в состоянии боевой готовности. За последующие три недели их навестили еще два семейства, желающих породниться со славным родом. Светозар принимал всех радушно, на пиры не скупился и подарки дарил богатые. Вторая невеста была не столь молода, как первая, на вид ей было лет восемнадцать, смотрела она бойчее, улыбалась потенциальному жениху и искоса рассматривала Машу, которая каждый раз собиралась сказаться больной, но в последний момент отказывалась от этой мысли, поэтому сидела среди домочадцев, изображая подругу покойной боярыни.

С той ночи они больше не виделись наедине. Проснувшись, Маша сразу поняла, что в постели одна. Ужаснувшись случившемуся, она соскочила с ложа, кое-как, трясущимися руками натянула одежду, и, молясь, чтобы не встретить никого, выглянула из дверей. В полутемном коридоре было пусто, задыхаясь от страха, едва касаясь ступнями пола, она неслась на женскую половину, вбежала в свои покойцы, и чуть не упала, хватаясь за сердце.

А потом был обычные дни, перемежавшиеся суетой по поводу приемов, теплая весна сменилась прохладным летом, и, в целом, все было бы хорошо, если бы не взволнованные разговоры обывателей о том, что в Киеве неспокойно. На торгу болтали об этом давно, и воины, до сих пор жившие по своим домам, вдруг начали ночевать в детинце, ожидая приказов князя.

— Ой, хороша боярина Военега дочка! — качала головой толстая Еля, — даст бог женится наш боярин, да и осядет дома. Деток народит, могуты прибавит, бороду отрастит, и станет дородный да славный, как отец его был, боярин Вышата.