— Эй! — Маша бросилась на помощь мальчишке, — ну-ка быстро отпусти!

— Ты мне не хозяйка! — резко бросила девка, — вот и не указывай!

— Ах ты зараза! — Маша вдруг очень разозлилась, схватила девчонку за запястье и стиснула так, что та вытаращила глаза, зашипела и отпустила несчастного мальчишку. Мал, поскуливая и размазывая слезы по лицу, прижался к стене.

— Мал, уходи! — приказала Маша, и он тут же сорвался с места и убежал.

— Ты чего на меня взъелась?! — потребовала Маша ответа от девчонки. Разница в возрасте и комплекции была внушительная, но девчонка так истово вырывалась, что Маша понимала, долго она ее не удержит. — Что я тебе сделала?!

— Отпусти! — выкручивалась девка, — отпусти, прокляну!

— Я тебя сейчас так прокляну, мало не покажется, — пообещала Маша, — отвечай на вопрос!

Девчонка дрыгнула ногой и больно попала по голени. Маша ахнула, схватила ее второй рукой и хорошенько приложила об стену.

— Ну-ка уймись, бешеная! — приказала она, и девчонка вдруг перестала сопротивляться, и, неожиданно, совсем по-детски, заревела. Тут уж Маша поняла, что превысила усилия, отпустила жертву, готовая к тому, что девчонка сорвется с места и исчезнет в ближайшем коридоре, но та не побежала. Она размазывала слезы и. одновременно, пыталась пригладить волосы.

— Пошли, — Маша взяла девчонку за руку, потянула за собой. В своей комнате она усадила девчонку на лавку, налила из кувшина воды в высокий бокал, подала.

— На, пей!

Та взяла, отпила, поставила на стол.

— Как тебя зовут? — спросила Маша.

— Всемила, — откликнулась девчонка. Сейчас, с блестящими от недавних слез, глазами и припухшими губами она выглядела совсем юной.

— Ну, расскажешь, чего ты такая злая, Всемила?

Девка дернулась, потом вытаращила глаза и выкрикнула с отчаянием:

— Чем ты боярину глянулась? Ты же старая! И худа, словно больная!

Так вот оно что! Несчастная любовь! Маше стало жалко маленькую дурочку, которая выбрала объектом для первой любви человека намного старше себя, да и статусом повыше. Вряд ли боярский сын мог предложить Всемиле что-то, кроме как стать его наложницей. Но, она была уверена, что Светозар не пошел бы на это. Она хотела все это сказать глупышке, но передумала.

— Я тебе не соперница, — произнесла она неохотно, — на, вытри сопли.

Маша протянула девчонке платок, та шумно высморкалась.

— Ты виноград отравила? — неожиданно даже для себя спросила Маша.

Всемила выглядела, словно громом пораженная. Она сначала хлопала глазами, потом испуганно прикрыла рот, одновременно крестясь истово.

— Что ты, что ты! — мотала она головой, — видит бог, нет на мне греха! Не я это! Не я!

Маша кивнула. Девка выглядела искренней.

— Иди уж, Всемила, — сказала она, — да впредь будь поприветливей, глядишь и на тебя кто взглянет.

Девчонка не приняла совет смиренно, снова привычно зыркнула, но у дверей вдруг обернулась и чуть склонилась в поклоне, однако, быстро выпрямилась и с достоинством вышла.

25

Она не спала всю ночь. Сначала ворочалась, жалела себя, думала о Светозаре. От этих мыслей хотелось плакать, Маша старательно шмыгала носом, не позволяя себе раскисать. Она достала кольца, которые отдала ей Ката, надела на левую руку. Кольца Мал притащил накануне. Мальчишка оправдал надежды, проник незаметным в жилище ключницы, и так же незаметно оттуда вышел. Однако, пропажа быстро обнаружилась, и, как рассказывала Умила, дочка стряпухи, крик стоял до потолка. Доброгнева требовала вора признаться в содеянном и угрожала рассказать княгине, но что именно похитили, не говорила. Под горячую руку попались кухонные бабы, девки-горничные и ребятня, которую приспособили для черной работы, но никто в воровстве не признался. Доброгнева покричала-покричала, и успокоилась. Но Мал все же опасался показываться на кухне, и все следующие дни дневал и ночевал в детинце. Ката одарила малыша большим печатным пряником, и тот, счастливый, завернув пряник в холстину, убежал хвастаться милостью своей благодетельницы.

За окном светало. Маша слышала, как переговаривались конюхи, которым с утра достало работы — готовить выезд для охотников. Взлаивали беспокойно собаки, чувствовали, что скоро побегут по полям, снимая с насиженных мест пугливую дичь. Скрипел колодец — носили воду в тяжелых бадейках на кухню — готовили ранний завтрак. Маше хотелось выйти на заднее крыльцо, сесть на лавку и смотреть, как кипит жизнь. Все, совершенно все ей здесь нравилось.

Когда стало совсем светло, снаружи затопотали кони, загикали удалые молодцы, готовые сорваться вперед. Через гомон голосов Маша слышала, как взлетает голос Светислава, он, как обычно, что-то весело покрикивал, и ему отвечали так же. Светозара не было слышно, он никогда без надобности не повышал голоса. Маша представляла, как Светозар сидит в седле, прямой, гордый, и как ему подражает держащийся рядом Магнус. Потом они выехали за ворота, и стало тихо.

Маша встала с постели, зачем-то заправила ее. Служанка придет не скоро, Маша отпускала ее спать на привычное место в подклеть. Все вещи лежали у Каты, Маша надела войлочные тапки и тихо, стараясь не наступать на скрипучие половицы, вышла из опочивальни.

У дверей, прислонившись головой к стене, дремал охранник. "Ох уж наохраняет он тут, — подумала Маша, — дрыхнет, ничего не слышит!" Но ей это было на руку. Пройдя мимо спящего, она осторожно надавила бедром на дверь.

Ката тоже не спала. Она приподнялась на локте и прижала палец к губам. На самодельной лежанке у кровати спала верная нянюшка. Маша прокралась с другой стороны широченной кровати, присела на краешек. Ката выбралась из-под одеяла, подползла, села рядом.

— Уехали, — сказала она.

— Я слышала, — ответила Маша, и, чтобы Ката не начала снова спрашивать, не передумала ли она, предложила, — давай собираться.

Собирать было нечего. Наряд, в котором она проникла в этот мир, лежал, завязанный в узел сразу под крышкой сундука. Там же были и сапожки. Маша взяла вещи, ощутила ком в горле. Ката слезла с постели, подошла к туалетному столику, открыла сундучок.

— Вот, бери, — протянула она кольцо с зеленым камнем, — я обещала.

Маша не стала отказываться, взяла подарок, надела его на средний палец правой руки. Потом подумала, пошарила в узелке и достала колечко, подаренное Светозаром. Надела на безымянный. Протянула вперед обе руки — как-будто зеркальное отражение. Кольца были невероятно похожи, конечно, если не знать, что на правой настоящие драгоценности, а на левой — дешевая бижутерия.

— И ожерелье бери, — напомнила Ката.

Ожерелье из жемчуга, прохладное после темноты сундука, охватило шею и тут же согрелось.

— А это? — указала Ката на подарок Светозара.

— Не возьму, — покачала головой Маша, — верни ему. Скажи чтобы простил меня, не быть мне боярыней.

Все-таки слезинка покатилась по щеке. Лучше бы она вообще ничего не говорила. Ката огорченно посопела, понимая важность момента, потом взяла серебрянное украшение, положила в сундучок.

— Я передам, — пообещала она.

Надо было идти, пока княжеский дом не зашевелился повседневными заботами. Маша надела сапожки, чтобы не тащить в руках. Ката потянулась за одеждой.

— А ты куда? — удивилась Маша, — ну-ка давай, ложись! Только на ноги встала, и туда же!

— Я провожу! — упрямо шептала Ката и опасливо косилась на топчан, где лежала нянька.

— Нет! — яростно отказывалась Маша, — тебе вредно далеко ходить! Я помню дорогу, сама дойду!

— Вдруг обидит кто?! — настаивала Ката.

— А ты-то знатная защитница! — скептически парировала Маша, — саму ветром колышет!

— Я умею! — обиженно ответила Ката.

В этот момент нянька открыла глаза, увидела полуодетую девчонку и испуганно вскочила.

— Ты куда это собралась, голубица моя? — спросила она, — никак бежать собралась?

Ката досадливо сморщилась, зная, что теперь от старухи будет не отвязаться.